Однако самое ужасное даже не в этом. Идеальным местом для распространения холеры служат лагеря беженцев, где спасшиеся от стихийного бедствия люди сбиваются в кучу, где не хватает чистой воды и нет возможности должным образом локализовать и обрабатывать экскременты. То же относится и к крупным городам, чья инфраструктура оказывается поврежденной, скажем, землетрясением, наводнением или «гуманной интервенцией» путем так называемых «управляемых бомб».
Трупы людей в этот расчет не идут: в мертвом теле патогены холеры быстро становятся безопасными. И все же в миф о том, что причиной холеры являются «горы трупов», верят почти повсеместно, даже уважаемые источники новостей повторяют его всякий раз, когда за стихийным бедствием в той или иной точке мира следует вспышка холеры.
Возможно, величайший трагизм (или позор, в зависимости от того, как на это смотреть) ситуации в том, что холера вовсе не является болезнью неизлечимой. Эффективное лекарство – раствор сахара и соли, принимаемый через рот, или «пероральная регидратация», – просто и недорого. Своевременный прием такого раствора спасает жизнь более чем в 99 % случаев. И тем не менее, по оценкам ВОЗ, каждый год от холеры умирают 120 тысяч человек.
Не то чтобы нам так уж хотелось вас напугать, но знать это, как нам кажется, вы должны: седьмая в истории человечества пандемия холеры началась в 1961 г. в Индонезии и продолжается до сих пор, перекинувшись на Азию, Европу и Африку. В 1991 г. она достигла Латинской Америки, не видевшей холеру более века. Это самая длительная (с определенной долей вероятности) из всех пандемий холеры, происходивших до сих пор, – возможно, в первую очередь потому, что современные виды транспорта перемещают инфицированных людей и пищу с такой потрясающей оперативностью.
Пандемия – это эпидемия, затрагивающая весь мир. Пандемии, как правило, заканчиваются, когда не остается людей для их дальнейшего распространения: то ли из-за выработки иммунитета, то ли из-за вакцинации, то ли из-за того (да простят нас за выражение), что все сдохли.
Каков был положительный эффект Великого лондонского пожара?
Он дал сэру Кристоферу Рену шанс реконструировать собор Св. Павла. Но вот чего Великий лондонский пожар не сделал точно – он не очистил город от чумы.
Никто не знает наверняка, что остановило чуму 1665–1666 гг., но (вопреки тому, что преподают многим поколениям учащихся школ) это определенно не был Великий пожар сентября 1666 г.
Массовая вспышка чумы (вероятнее всего, принесенной в Англию на торговых судах с хлопком из Амстердама) произошла в начале 1665 г. Это была первая за тридцать лет крупная эпидемия, однако к началу следующего года болезнь уже начала отступать. За последнюю неделю февраля 1666 г. в Лондоне было зарегистрировано всего 42 случая смерти от чумы (сравните с 8000 умиравших каждую неделю сентября 1665 г.). Король вернулся в столицу 1 февраля 1666 г. И хотя, по разным оценкам, «черная смерть» унесла около 100 тыс. жизней (20 % тогдашнего населения Лондона), пик эпидемии миновал за полгода до Великого пожара в сентябре.
Кроме того, районы столицы, выгоревшие во время пожара, – главным образом. Сити, где было полностью уничтожено 80 % имущества, – не являлись основными очагами чумы, поскольку бушевала она в пригородах – на севере, востоке и юге.
Никто точно не знает, что остановило чуму. Возможно, ее спонтанный характер. Эпидемии прекращаются так весьма часто: истощаются сами собой из-за того, что распространяются слишком быстро и имеют такой высокий уровень смертности, что им просто некуда дальше идти. В этом, кстати, одна из причин, почему вирус Эбола не убил больше людей в Африке: высокий (99 %) уровень смертности предполагает такой же быстрый спад эпидемии.
Еще одна из возможных причин исчезновения чумы в Лондоне – жесткое насаждение старинного метода заколачивать досками дома, где поселилась болезнь. На дверь вешали замок и ставили часового на 20–28 дней. Страшно даже подумать, какая судьба была уготована тем, кто оставался внутри.
Еще труднее постичь пример деревушки Им в графстве Дербишир. В Им чума прибыла из Лондона в сентябре 1665 г. вместе с несколькими тюками ткани для местного портного. Не прошло и недели, как портной умер. Чтобы остановить распространение «черной смерти», местные жители (ведомые священником-пуританином и викарием-англиканцем) добровольно отрезали себя от всего остального мира. Когда спустя год первым посетителям наконец-то разрешили войти в деревню, их встретила всего четверть от былого числа селян.
Болезнь косила безжалостно, но, видимо, наобум. Так, одна из жительниц, Элизабет Хауи, осталась жива и здорова несмотря на то, что похоронила мужа и шестерых детей. Еще одним выжившим, вопреки всем теориям вероятностей, был человек, помогавший ей в этом печальном деле, – Маршалл Хауи, неофициальный местный могильщик.
Возможна ли жизнь вечная?
Да.
Позвольте представить: медуза Turritopsis nutricula, единственное бессмертное существо на планете…
Взрослая особь Turritopsis nutricula выглядит как любая маленькая медуза. Прозрачное колоколовидное тельце, около 5 мм в диаметре, с бахромой из восьмидесяти (или около того) жалящих щупальцев. Внутри – ярко-красный желудок в форме креста, если смотреть на медузу сверху.
Как и большинство представителей семейства книдарии (от греч. knide, «крапива жгучая»), малютка Turritopsis — хищник, использующий свои щупальца сперва для того, чтобы «оглушить» планктон, а затем всосать его через рот-по-совместительству-анус. Через тот же проход самки Turritopsis выталкивают из себя яйца, после чего самцы орошают их семенем. Оплодотворенные яйца опускаются на дно океана, где каждое прилепляется к какому-нибудь камню и начинает расти, постепенно превращаясь в нечто похожее на крохотную морскую актинию: стебелек со щупальцами, называемый полипом (от греч. poly, «много», и pons, «ступня»).
Со временем полипы образуют почки, которые, оторвавшись, вновь превращаются в миниатюрных взрослых медуз, – и так снова и снова, повторяя цикл бесконечно.
Воспроизводство почкованием – явление далеко не уникальное, оно встречается у тысяч и тысяч видов животных, включая губку, гидру и морскую звезду, и происходит (с небольшими модификациями) на протяжении полумиллиарда лет. Но что делает Turritopsis nutricula столь исключительной, так это то, что в ходе эволюции она обрела способность, не имеющую себе равных не только среди медуз, но и всех остальных живых организмов.
После размножения взрослая Turritopsis не умирает – она вновь превращается в юный полип. Щупальца втягиваются внутрь, тельце съеживается, и медуза опускается на океанское дно, где начинает новый жизненный цикл. Их взрослые клетки – даже яйцеклетки и сперма – переходят в более простые формы самих себя, и весь их организм вновь становится «молодым».
Способностью отращивать оторванные конечности за счет реверсии клеток обладают, например, тритоны и саламандры, но ни одно живое существо, кроме Turritopsis nutricula, пока не научилось полностью переживать вторую молодость. Лабораторные экземпляры этих медуз (как мужского, так и женского пола) регулярно претерпевают подобное изменение. Причем отнюдь не единожды.
И пусть многие медузы Turritopsis становятся жертвами хищников и разных болезней – предоставленные сами себе, они не умирают никогда. А в силу того что опыта изучения этих уникальных существ у человечества не так много, неизвестно, каков может быть возраст некоторых из них. Зато известно, что в последние годы Turritopsis разбрелись (посредством сброса балластных вод из кораблей и судов) из своего родного дома в Карибском море по всем океанам мира.
В этой связи – удивительная мысль. Если все остальные живые существа на планете запрограммированы на смерть, что же уготовано тем, у кого иная программа?